Слово «таинственный» в этом заголовке на первый взгляд может показаться явно лишним – пираты и так окружены ореолом романтики и таинственности. Они, если забыть их кровавые деяния, представляются отважными морскими волками, вступавшими в жестокие схватки со своими противниками, а легенды о спрятанных ими несметных сокровищах, если закрыть глаза на то, что размеры этих сокровищ во много раз преувеличены молвой, а сами по себе они действительно не более, чем легенды, до сих пор будоражат воображение многих людей.
Однако, как правило, все это касается пиратов Карибского моря и Атлантики, история и подвиги которых описаны достаточно полно. Пиратам же Индийского океана повезло куда меньше. Рассказывая о них, историки и писатели ограничивались лишь флибустьерами Мадагаскара, а точнее, острова Сент-Мари, привлеченные легендарным ореолом якобы созданной там ими республики Либерталии.
И при этом – на ярком, романтическом фоне «подвигов» пиратов Мадагаскара и жизни чуть ли не «социалистической» Либерталии – как-то уходило в тень то, что лежащие по соседству Маврикий, Реюньон, Сейшелы и другие более мелкие острова западной части Индийского океана тоже долгие годы служили пристанищем морских разбойников. Причем вовсе не легендарных, а вполне реальных. Потомки Жан-Франсуа Одуля (у нас его иногда неправильно называют Годул, или Гудул) до сих пор живут на Сейшелах, а Робер Сюркуф стал чуть ли не национальным героем среди франко-маврикийцев. Правда, эти двое были не совсем пиратами, а корсарами. Сейчас для нас в этих терминах мало разницы, а для людей сведущих это означало, что действовали они под «каперским свидетельством» – то есть как бы от имени своей страны, в данном случае Франции, под защитой национального флага, а если оказывались в руках противника, то считались военнопленными.
Робер Сюркуф
Вот эта «деятельность на благо Франции» и дала возможность Сюркуфу приобрести романтический ореол и стать героем нескольких книг. То, что во всем остальном он был таким же морским разбойником, как и прочие пираты, грабил суда и припрятывал награбленное, похоже, мало занимало авторов его жизнеописаний.
В общем, в XVII–XVIII вв. западная часть Индийского океана была еще одним (кроме Вест-Индии), хотя и менее известным, пиратским раем. Конечно, точных цифр, которыми бы можно было определить количество награбленных пиратами сокровищ, нет ни у одного ученого. Но вполне можно предположить, что оно было немногим меньше того, что прошло через руки морских разбойников Карибского моря. А раз так, значит, у преданий о зарытых пиратами кладах на Маврикии, Сейшелах, Коморах и других островах у восточного побережья Африки – вполне реальная почва.
Пожалуй, нет такого острова в западной части Индийского океана, с которым не были бы связаны легенды о зарытых там пиратских сокровищах. Мадагаскар и Сент-Мари, Маврикий и Реюньон, Сейшелы и Коморы, мелкие острова – Родригес, Фаркуар, Альдабра и Амиранты – на всех них что-нибудь да напоминает о присутствии там в свое время пиратов. И не мудрено.
Пиратство в западной части Индийского океана имеет давнюю историю. Еще в 1508 г. пират по имени Мондрагон захватил португальское торговое судно у побережья Мозамбика. Но период расцвета деятельности корсаров, или приватиров, был еще впереди. Каперские свидетельства, выданные правительством, позволяло им грабить судна, принадлежащие «врагам государства». По условиям такого контракта пират должен был отдавать часть добычи своему правительству или местным властям, которые ему покровительствовали. Он не должен был нападать лишь на суда своей страны и ее союзников.
Крупнейшими покровителями легализованного пиратства были Франция и Англия – причем этим занимались не только правительства, но и отдельные лица, а также группы купцов. Известно, например, что король Англии Карл I снарядил корабль «Сихорс» («Морская лошадь») под командованием капитана Куэйла и велел тому «ходить по всему миру и захватывать любые корабли, которые принадлежат стране, не состоящей в союзнических отношениях или мире с Англией, ниже линии экватора». Так что охота за кораблями стала вполне организованным промыслом. Арабы в те годы создали на Мадагаскаре торговые поселения, и с ними – к выгоде пиратов – соревновались представители европейских торговых домов, осваивавших побережье как этого, так и других соседних островов. Сент-Мари у берегов Мадагаскара, ставший главным пиратским гнездом, в конце XVII – начале XVIII в. посещали тысячи морских разбойников.
Однако совсем рядом с этой, столь знаменитой пиратской вольницей, существовали и другие. Тот самый капитан Куэйл, что был послан на пиратский промысел Карлом I, в качестве своей базы избрал остров Мохели в Коморском архипелаге. На «Морской лошади» капитан награбил для своего короля ценностей на 20 тысяч фунтов стерлингов. Но он так и не вернулся в Англию, умерев на Коморах. Какова была дальнейшая судьба его добычи, точно не известно.
Коморские острова приглянулись европейским пиратам еще в XVII в., когда их изгнали из Карибского моря, и им приходилось искать себе новое надежное пристанище. Архипелаг, контролировавший Мозамбикский пролив, показался им весьма подходящим для их целей, всем прочим местам они предпочитали лагуну острова Майотта. На Коморах пираты общались с местным населением, а на рынках островов собирали информацию о проходящих мимо судах. В 1690 г. на острове Анжуан несколько месяцев провели в Сент-Мари трое знаменитых мадагаскарских пиратов – Тью, Миссон и Караксиоли. Их очень любезно принимала местная королева, ибо нуждалась в их помощи в борьбе с султаном острова Мохели. Пираты не гнушались участием в подобных междоусобицах, охотно брали в жены местных красавиц. Анжуанцы платили пиратам ответной признательностью: когда те решили в 1694 г. соорудить новый форт на Мадагаскаре, туда, для помощи в строительстве, отправилось 300 анжуанцев.
Однако эта идиллия была нарушена в начале XVIII в., когда европейские державы развернули активную борьбу с пиратами. Те, разозленные, забыв о былых дружеских отношениях, стали нападать и на своих бывших союзников. В 1701 г. пират Норт разграбил прибрежные города острова Гранд-Комор, а потом атаковал и Майотту, взяв в плен ее султана и получив затем за него выкуп в серебряных монетах. В XVIII в., когда на Коморские острова регулярно стали заходить европейские торговые и военные корабли, пираты были изгнаны с архипелага. (В 1720 г. у Анжуана, например, произошло крупное сражение британского военного корабля с двумя пиратскими судами.) В результате пираты убрались с Коморских островов, захватив награбленную добычу с собой или припрятав ее где-то на архипелаге.
Но в западной части Индийского океана оставалось еще немало спокойных и безопасных для пиратов островов, где не было враждебно настроенного местного населения и европейцы еще не создали своих укрепленных опорных пунктов.
Постоянным прибежищем пиратов в XVII в. был Маврикий, хотя формально еще с конце XVI в. остров считался голландским владением. Длившуюся более ста лет голландскую колонизацию Маврикия никак нельзя считать успешной – дела с плантационным хозяйством не клеились, рабы бунтовали, сами голландцы особым трудолюбием не отличались и предпочитали работе на строительстве укреплений или в поле пирушки, длившиеся порой по нескольку дней. Досаждали колонистам и нашествия крыс, а мощнейшие ураганы сводили на нет то немногое, что удавалось сделать. Покинуть остров навсегда голландцы не желали, но вынуждены были время от времени надолго отлучаться с него. Поэтому пираты чувствовали себя на Маврикии, в общем, в безопасности, не особенно опасаясь его «законных» владельцев. Остров лежал на пути из владений голландцев в Индии и Индонезии к их базе на мысе Доброй Надежды, а значит, регулярно посещался кораблями с ценными грузами, и это обстоятельство также весьма привлекало морских разбойников.
Маврикийский историк прошлого века Эжен де Фробервиль приводит мнение члена Общества естественной истории острова Маврикий Элизе Льенара, который считал: одной из причин того, что в начале XVIII в. голландцы навсегда покинули остров, были не только восстания рабов, нашествия крыс и ураганы, но и пираты, которые крепко досаждали голландской Ост-Индской компании и гораздо уютнее ее служащие чувствовали себя на Маврикии.
Льенар писал: «…они грабили суда, перехватывая скот и провиант, который с Мадагаскара поставлялся на Маврикий и Реюньон. Они высаживались на этих двух островах, сжигали там поселения, убивая их обитателей. Голландцы, владевшие тогда Маврикием, были доведены до крайности, лишены пищи, и, возможно, именно частые нашествия этих бандитов и послужили причиной тому, что они покинули навсегда Маврикий в 1712 г.».
Когда вслед за голландцами во владение островом вступили французы, его тоже посещали пираты, но это были уже морские разбойники «в законе», действовавшие легально корсары, и самым знаменитым и авторитетным среди них считался Робер Сюркуф. А вот пиратом его, напротив, не считали, потому что он грабил в основном суда англичан, главных соперников Франции в Индийском океане в те годы, и, говорят, для белых маврикийцев будет просто оскорблением, если кто-то при них назовет его пиратом.
Так что во второй половине XVIII в. пиратам на Маврикии прятаться не было нужды, а даже если бы они этого и захотели, то сделать это было бы просто негде – еще с 30-х гг. практически вся территория острова была освоена, и тихих, укромных уголков, чтобы незаметно припрятать награбленное, там уже не оставалось. Но вот их предшественники, у которых не было «каперских свидетельств», – другое дело.
Заходили пираты на Родригес, Фаркуар, Агалегу, Альдабру, Амирантские острова, которые позже других были освоены европейцами. Но дольше и активнее всего они использовали как свою базу Сейшелы. Этот архипелаг, по существу, был последним настоящим «пиратским раем» на земле. Изолированность, отсутствие населения, множество удобных бухт, где можно укрыться от шторма или погони, здоровый климат, источники пресной воды, изобилие пищи и древесины для починки судов – все это, естественно, привлекало на Сейшельские острова морских разбойников.
Во времена Великой французской революции и наполеоновских войн с архипелага против английских кораблей – уже легально – действовали французские корсары. Они там чувствовали себя в большей безопасности, чем на Маврикии, поскольку этот архипелаг в меньшей степени подвергся морской блокаде со стороны английского военно-морского флота.
Анс-Фурбан («Пиратская бухта») на южном берегу Маэ и Кот-д’Ор («Золотой берег») на северо-востоке острова Прален далеко не случайно были названы так первыми европейскими колонистами, и, вне сомнения, посещались пиратами.
Все сейшельские легенды о пиратах и кладах ведут свое происхождение от тех следов пребывания на островах первых европейцев – скорее всего действительно морских разбойников, – что обнаружили ранние переселенцы и колонисты, появившиеся на архипелаге в середине XVIII в. И нет такого островка или бухточки, с которыми бы не были связаны свои легенды, замечает современный сейшельский историк Ги Лионне. Особенно богат был подобными находками, а следовательно, и преданиями, остров Фрегат. Там пираты в свое время обосновались, видимо, надолго: они даже устроили наблюдательный пункт, откуда следили за появлением на горизонте военных кораблей.
Вот что писал Элизе Льенар после посещения Фрегата в августе 1838 г.: «Мне показали яму, вырытую незадолго до моего приезда, – в ней был огромный сундук, наполненный посудой различных стран, голландские пики, ножи, боевые топоры, сабли, испанские пиастры – все это почти полностью проржавевшее от времени». Льенар на Фрегате видел также засыпанные землей и заросшие лианами остатки укреплений, построенные пиратами. В этом месте, по словам Льенара, в 1812 г. были найдены портупея для сабли и золотая эполета. В хорошую погоду, в полумиле от берега, можно было увидеть остов большого корабля, лежащего в воде. А на скале, обращенной к заливу, поселенцы нашли какие-то таинственные изображения, в которых распознали зашифрованные надписи, но смысла их разгадать не смогли.
У бухты Гранд-Ане первые колонисты, обосновавшиеся там во второй половине XVIII в., обнаружили остатки жилищ, а в другом месте – деревянную мачту и платформу – некое подобие наблюдательного поста, или командного мостика. Там же, на берегу моря, среди кораллового песка, были обнаружены три могилы, на которых нашли рукоятки шпаг, отделанные кожей, и множество человеческих костей.
Элизе Льенар сделал вывод, что пираты там жили несколько лет. Опасаясь, что их застигнут на море, они закопали часть своих сокровищ на острове. «Но все же, немного позже, оказавшись в руках правосудия, они понесли заслуженное наказание за свои преступления – все, кроме одного, помилованного по причине юного возраста. От него-то и узнали о кладах: умирая, он передал одному из своих друзей записку, содержащую описания мест, где были спрятаны сокровища», – пишет Льенар. И добавляет: «Я видел эту записку и не сомневался в ее подлинности».
Тем не менее поиски в указанных местах ничего не дали, хотя ни у кого из искателей сокровищ не оставалось сомнений в том, что где-то на берегу закопаны испанские пиастры и крусады.
Ряд историков считает, что у сейшельских пиратов существовали связи с морскими разбойниками, обосновавшимися у мыса Сан-Себастьян на Мадагаскаре. Их альянс с пиратами Сент-Мари прибавлял смелости всем их вылазкам.
Кем же были эти пираты? Когда они оставили следы своего присутствия? И насколько реальны легенды о зарытых ими кладах?
Пираты, рыскавшие в XVII – начале XVIII в. по Индийскому океану, действовали с Сент-Мари на Мадагаскаре, другие – с Комор, как, например, капитан Кидд. Непосредственно с Сейшелами связывают обычно имена двух пиратов, которые по праву считаются там местными знаменитостями. В самом начале XVIII в. это был Левассер, а на рубеже XVIII и XIX вв. – корсар Одуль.
В 20-е гг. XVIII в., когда морских разбойников потеснили с Маврикия и Комор, в том регионе действовали три крупнейших – по количеству награбленной добычи – пирата: ирландец капитан Эдвард Ингленд, бывший лейтенант британского флота Джон Тейлор и француз Оливье Левассер, больше известный под кличкой не то Ля Буш («Глотка»), не то Ля Бюз («Сарыч»).
Оливье Левассер был последним из знаменитых пиратов Индийского океана. Хотя к тому времени англичане изгнали морских разбойников из Вест-Индии, им было еще чем поживиться на оживленных торговых путях, идущих вокруг мыса Доброй Надежды к Восточной Африке, Индии и Индонезии. Говорят, Левассер получил корабль в 1715 г. от французского правительства, чтобы грабить – в пользу родной казны – испанские суда в Атлантике. За какие-то проступки он был лишен этого права, но капитан не подчинился предписанию, а вместо этого отправился на поиски счастья в Индийский океан. К моменту своего появления на торговых путях, ведущих в Индию и обратно, он был уже достаточно богат, ибо с награбленным ранее добром он, естественно, решил не расставаться.
Троица – Ингленд, Тейлор и Левассер – бороздила западную часть Индийского океана, высаживаясь иногда на Лаккадивских островах, где основными их «развлечениями» были убийства и насилие. Затем, продав добычу, награбленную у голландцев в Кочине, в Индии, Ингленд, Тейлор и Левассер отправились в сторону Мадагаскара.
13 апреля 1721 г. Тейлор на корабле «Виктори» и Левассер на «Кассандре» у города Сен-Дени на Реюньоне наткнулись на крупнейшую в истории пиратства добычу. Это было португальское судно «Вьерж дю Кап», сильно потрепанное штормом. Большая часть из его 70 пушек была сброшена за борт, чтобы судно не затонуло, так что захватить его пиратам не составило большого труда. К своему восторгу, они обнаружили, что корабль представлял собой плавучую сокровищницу. Там были золотые и серебряные слитки, сундуки с золотыми монетами и жемчугами, бочонки с алмазами, шелка, произведения искусства, жезл, крест и другие ценные предметы церковной утвари, принадлежавшие архиепископу Гоа, который плыл на этом корабле в Португалию. Среди других богатых пассажиров был и португальский вице-король Индии, граф ди Эрисейра.
Добыча была поделена между Левассером и Тейлором, когда они вернулись на Сент-Мари. О количестве захваченных тогда ценностей свидетельствует такой факт, что члены команд двух кораблей получили по 5 тысяч золотых гиней и 42 алмаза. Левассеру же пришлись по душе слитки и священная утварь архиепископа. Их не так легко было сбыть с рук, как, допустим, монеты или драгоценные камни, но они были значительно ценнее. Португальцы лишились не только драгоценностей, но и самого судна: пираты отремонтировали его, и оно, переименованное в «Виктори», заменило старый корабль Тейлора с тем же именем.
Поскольку торговый путь в Индию постоянно находился под угрозой пиратских нападений, а к тому же Англия и Франция все острее соперничали из-за господства над этой океанской дорогой, обе крупнейшие в те годы морские державы усилили свое военно-морское присутствие в бассейне Индийского океана. Пиратский промысел становился все более опасным и все менее выгодным. Королевской милостью французские пираты были «прощены», и многие отошли от своих разбойных дел, остепенились и вернулись на родину.
Но Левассера не устраивала такая судьба. Временами он спокойно жил на Сент-Мари, а потом вдруг срывался с места и пускался в плавания по Индийскому океану, в поисках добычи и приключений. В 1720 гг. он стал капитаном «Виктори» и совершил как минимум одно плавание на Сейшелы, где скрывался на Маэ, в северо-западном заливе, от погони.
В 1728 г. Левассер на время стал лоцманом в заливе Антонжиль на Мадагаскаре, однако это не мешало ему продолжать свои разбойные вылазки. В начале 1730 г., во время очередного плавания в поисках добычи неподалеку от Форт-Дофина на Мадагаскаре вступил в бой капитан французского судна «Медуза» Лермит. После кровавого сражения пиратское судно было захвачено, и Левассера в кандалах доставили на Реюньон. Слушание в Адмиралтейском суде было не более, чем формальностью, и 17 июля 1730 г. Левассера повесили.
Согласно легенде, которая жива до сих пор, Левассер, когда ему на шею накидывали петлю, вытащил лист бумаги и со словами: «Ищите мои сокровища, кто сможет!» бросил его в толпу. Поступок этот был вполне в характере пирата, однако неизвестно, была ли это шутка и издевка над будущими кладоискателями, или же он задал им подлинную головоломку. Некоторые скептически настроенные историки даже говорят, что Левассер был повешен на корабельной рее, а, значит, толпы зевак вокруг него просто быть не могло. Но наиболее ярые сторонники этой легенды уверяют, что на реях были повешены только рядовые члены команды, а сам «Сарыч» был казнен на берегу.
Оливье Левассер не раз посещал Сейшелы, и считают, что именно там укрыты сокровища с «Вьерж дю Кап». Но до него там бывали и другие пираты, они прятались в укромных бухтах от военных судов, кренговали и килевали свои корабли, потрепанные в битвах или штормах. В самом конце XVIII в. Сейшелы избрала своей базой другая знаменитость морского разбойничьего промысла.
В нескольких метрах к югу от мола, на полпути к берегу, в бухте единственного города и порта Сейшел Виктории, лежит крошечный островок Одуля. Туда, говорят, Жан-Франсуа Одуль приводил на починку свой небольшой, быстрый корабль. Во времена французского владычества на Сейшелах – то есть вплоть до начала XIX в., его самый известный корабль «Аполлон» был грозой всех, кроме французских, судов на огромном пространстве от берегов Африки до Явы. Он избороздил всю западную часть Индийского океана, и немало мест в том районе носит его имя. Даже на пустынном атолле Альдабра существует мыс Одуль-Пойнт.
Одуль был кем-то вроде морского Робин Гуда, и однажды даже вернул захваченные сокровища англичанину, с которым он подружился, после того, как взял его в плен. Между делом Одуль занимался и работорговлей, но, после того как ему надоело разбойничать в тропических морях, он показался сейшельским колонистам достаточно респектабельной и уважаемой фигурой, чтобы сделать его мировым судьей. Служа Фемиде, он и провел остаток своих лет, почив в судейском звании. Кто бы мог предсказать ему такую судьбу в те лихие времена, когда на своих кораблях «Аполлон» и «Оливетт» он терроризировал английские суда! У него осталось немало потомков на островах, но они не любят, когда их предка называют «пиратом». «Он был не пиратом, а корсаром», – всякий раз поправляют они чужестранцев с обидой и одновременно гордостью.
На старом кладбище Виктории – Бель-Эр среди солидных фамильных склепов первых сейшельских колонистов находится и могила этого французского корсара. Она расположена неподалеку от гранитных стен дома, который он построил. На могильном камне изображен корабль Одуля с надписью: «Здесь лежит Жан-Франсуа Одуль, бывший капитан корсаров. Родился 15 июня 1765 г. Умер 10 января 1835 г.». А дальше приписано: «Он был справедлив».
Одуль не раз едва не оказывался в руках англичан, но всякий ускользал от расправы, ему просто невероятно везло. Так, 16 мая 1794 г. четыре британских корабля под командованием капитана Генри Ньюкама вошли в Порт-Руаяль, как тогда называлась Виктория. В гавани в тот момент находился бриг «Оливетт» – корсарский корабль Одуля. Шансов на спасение у него практически не было, но ему все-таки удалось спастись.
Неудивительно, что больше всего легенд о зарытых пиратских сокровищах связывают с Сейшелами, Маврикием и рядом совсем мелких островов западной части Индийского океана. На некоторых из них, действительно, время от времени обнаруживают старинные золотые и серебряные монеты. После второй мировой войны водолазы занялись проверкой некоторых из подобных легенд на принадлежащих Маврикию мелких островках и атоллах. На свет явились интересные подводные фотографии затонувших галеонов, средневековых якорей и пушек с расширяющимися стволами, облепленными кораллами. Но, считает южноафриканский журналист Лоуренс Грин, если какие-то сокровища там и были, они все уже давным-давно извлечены на поверхность, а удачливые кладоискатели просто хорошо умеют держать язык за зубами.
На острове Myайен, что лежит у внешнего рейда Виктории, по местным преданиям, покоится клад стоимостью 30 миллионов фунтов стерлингов. Почему его никто так и не выкопал, если о нем всем известно? Клад заколдован, считают местные жители.
Другой остров в группе Сейшельских – Силуэт – тоже сохраняет стойкую репутацию острова сокровищ. Фактом остается пока только то, что с него вывозили копру, но копра – это не так романтично, как золото, которое вполне могло быть здесь зарыто, когда пираты кренговали, чистили и смолили свои суда в этих неглубоких водах.
Один старый африканец, бывший раб, дожил до 20-х гг. XX в. Он утверждал, будто знает, где именно на Силуэте находится пиратский тайник. Однако это был упрямый и своенравный старик. После первой неудачной попытки договориться с ним, он отказался вести кого-либо к заветному месту. Говорят, одному богатому землевладельцу удалось все же соблазнить бывшего раба, и тот повел его к тайнику. Они обогнули на лодке неприступную скалистую часть острова и уже было собрались высадиться на берег, как вдруг африканец заметил, что за ними следят. Он испугался, вернулся к своей лодке и с тех пор не верил уже больше никому.
Большой знаток Сейшельских островов Джулиан Мокфорд немало времени потратил на проверку легенд о кладах, зарытых на архипелаге. Ему показали золотые кольца, найденные неподалеку от города Виктория на Маэ, а также несколько причудливых старинных монет, обнаруженных в песке. Жители острова с глубокой убежденностью толкуют о дублонах и драгоценностях. Но они полагают, что счастливчики, нашедшие клады, никогда не распространяются об этом и продают свои находки осторожно и не спеша с помощью умеющих хранить тайну моряков с индийских и арабских доу.
Возможно, на островах Индийского океана спрятал часть своих сокровищ и капитан Кидд. Среди них часто называют Занзибар. Лоуренс Грин специально посетил различные места, в которых, как считают многие, могли быть укрыты клады. Одно из них – развалины старинного дворца Дунга, где, по мнению всех местных арабов, живут привидения. Когда в начале нашего века дворец сносили, то глазам людей предстали скелеты рабов, заживо погребенных в толстых стенах дворца. Нашли также суахилийские священные боевые барабаны и резные деревянные рога, которые хранятся теперь в занзибарском музее.
Но самая ценная находка была сделана здесь еще раньше одним арабом, которому случилось закапывать своего умершего осла. Его лопата наткнулась на золотые монеты, на которых было выбито имя Гаруна-аль-Рашида, багдадского султана. Однако неясно, какое отношение эта находка имеет к капитану Кидду. Но легенда именно такова. Когда нашли монеты, занзибарский султан послал своих людей перекопать всю землю вокруг дворца, но это, по-видимому, ничего не дало.
Еще одно заповедное место на Занзибаре – неподалеку от знаменитого баобаба. Здесь гид покажет насечки, сделанные в толстой коре (похоже, правда, что для привлечения туристов их периодически подновляют). Несколько человек как-то высадились в этом месте, откопали ящик и отплыли обратно – так говорит местная легенда. Правда, в официальном документе записано, что при кладке фундамента для нынешнего султанского дворца был найден металлический ящик со слитками золота.
Наиболее многообещающим в отношении кладов, является, по мнению Л. Грина, остров Иль-де-Депозе в группе Фаркуарских островов, к северу от Мадагаскара.
Легенда такова. В середине прошлого века французские власти отправили в ссылку одного местного царька. Его везли со всем гаремом, приближенными и имуществом. По пути, близ северо-западной части острова, корабль затонул; любопытно, что позже там же погиб и английский пароход «Эйместри».
В те времена остров Фаркуар был необитаемым, заброшенным клочком суши. Царьку с несколькими приближенными удалось спастись, но, когда остров посетило следующее судно, единственной живой душой на нем оставался сам царек. Он помешался в одиночестве, и излечить его не удалось.
Моряки рассудили так: когда царек добрался до острова, все богатства были при нем. Во всяком случае, могилы на Фаркуаре были потревожены, и не один раз. Однажды нашли крест.
Немало экспедиций отправлялось на Сейшелы на поиски сокровищ Левассера. С записки, брошенной им согласно легенде в толпу перед казнью, было сделаны копии, которые со временем разошлись по всему свету во множестве экземпляров. Основные ориентиры карты оказались зашифрованы – это была криптограмма. Если документ, который сегодня приписывают Левассеру, бросившему его якобы в 1730 г. в толпу, подлинный, то это означает, что Левассер должен был быть ученым: для разгадки его карты необходимы знания древнегреческой мифологии, астрологии и тому подобного. Немало исследователей ломало себе головы над картой. Но все безрезультатно.
На Маэ до сих пор ходят слухи, что состояния как минимум двух местных семейств появились благодаря находке кувшинов, наполненных золотыми монетами, – одного на острове Терезы, а другого – около женского монастыря Св. Елизаветы в Виктории. Но находок, которые бы стали достоянием гласности, очень мало. Единственным, официально зафиксированным кладом была находка в 1911 г. на острове Астов 107 серебряных монет, нескольких вилок и ложек, двух пряжек от башмаков и боцманского свистка. Пока же поиски кладов на Мадагаскаре, Сент-Мари, Родригесе и Реюньоне результатов не дали, но это еще ни о чем не говорит. Как писал австралийский журналист Атол Томас, «Оливье Левассер спрятал свои сокровища настолько хитро, что их нельзя найти, просто ковыряя ногой гальку на берегу».
И все же находились люди, готовые бросить вызов самым хитроумным ухищрениям Левассера и его собратьев. На Коморах пока, к сожалению, поисков пиратских сокровищ не велось: архипелаг давно уже пребывает в заброшенности и забвении, население его к европейцам относится подозрительно, а порой и враждебно, в последние годы сказываются и последствия самоизоляции страны, ее политической нестабильности, одним словом, это не самое лучшее место для исследователей а тем более искателей приключений из Европы и Америки. Местные же жители Комор слишком бедны, чтобы вести поиски своими силами. Маврикий, Реюньон и Сейшелы – другое дело.
Маврикиец Уильям Лоринг Эсперанс Бешерель занимался поисками пиратских сокровищ более десяти лет. В 1973 г., ведя розыски уже несколько лет, он оценивал стоимость предполагаемого клада в 10–20 миллионов фунтов стерлингов. Бешерель говорил, что место для поисков указал ему покойный отец. В вырытом им гигантском котловане шириной 45 и глубиной 15 метров он нашел остатки каменных сооружений, возведенных некогда действительно пиратами.
Однако Бешерель считал, что это не руины, а выложенная из камней карта с указанием подлинного места, где спрятаны сокровища. Нашел он при раскопках и скелет – по мнению кладоискателя, это останки раба-мальгаша, помогавшего зарывать клад и затем убитого, потому как оказался ненужным свидетелем.
Поиски клада начал еще отец Уильяма. Но в отличие от своего отца, который работал вручную, Бешерель нанял десять человек с отбойными молотками, динамитом, мощными насосами, дизельными и электромоторами. Он ежемесячно тратил на поиски 450 фунтов стерлингов, и, как признался одному журналисту, чем дальше продвигалось его дело, тем больше денег оно требовало. Чтобы как-то покрыть свои непомерные расходы, Бешерель стал брать в пай всех желающих. И они находились, впрочем, это совсем неудивительно: он обещал 1000 процентов прибыли.
За его поисками следила не только маврикийская, но и мировая пресса: даже лондонская «Таймс» посвятила ему своей материал. Бешерелю пришлось прервать свои поиски не потому, что он разуверился в успехе, а, как это обычно бывает, по чисто финансовым причинам. Он надеется, что его потомки, разбогатев, продолжат фамильное дело.
В местечке Бель-Омбр на главном острове Сейшельского архипелага – Маэ – до сих пор многое напоминает о том, что там некогда находилось одно из «пиратских гнезд». Многие считают, что именно на песчаном берегу Бель-Омбр Левассер закопал свои несметные сокровища, стоимость которых оценивают в 100 миллионов британских фунтов.
Одним из самых ревностных сторонников этой теории в течение многих лет был англичанин Реджинальд Херберт Круз-Уилкинс, считавший, что большая часть сокровищ с корабля «Вьерж дю Кап» зарыта именно в Бель-Омбр. Благодаря своим активным поискам клада он превратился на долгое время в живую достопримечательность Сейшел, размахом своей деятельности значительно переплюнув даже своего маврикийского «коллегу» Бешереля.
Круз-Уилкинс всерьез решил разгадать загадку Левассера. Комиссованный по инвалидности из армии в 1941 г., бывший английский офицер отправился в Кению, где, став профессиональным охотником, организовывал сафари для богатых туристов. Но в 1948 г. вновь дала о себе знать его старая рана, к тому же у него начался приступ малярии, и Круз-Уилкинс отправился на три недели на отдых на Сейшелы. А когда оказалось, что корабля, который бы смог доставить его обратно в Момбасу в Кении, не будет еще три месяца, он перебрался из гостиницы «Пиратский герб» в Виктории в бунгало на берегу Бо-Валлон около Бель-Омбр. Там он встретил норвежского китобоя, двадцать лет возившего с собой криптограмму, над которой уже сотни часов безуспешно ломал голову. Так, по воле случая, отставной английский офицер оказался вовлеченным в поиски сокровищ на Сейшелах. Первые три недели, проведенные на архипелаге в гостинице со столь характерным названием, показались им недвусмысленным символическим предзнаменованием успеха.
Круз-Уилкинс из любопытства снял копию с криптограммы, хранившейся у норвежца, и случайно упомянул об этом некой Шарль Сави из Бель-Омбр, показавшей ему после этого еще восемь документов, которые были ею скопированы в маврикийских архивах. Круз-Уилкинс узнал, что сокровища ищут в Бель-Омбр уже с 1923 г. – тайком, ночью, при свете фонаря и при помощи обычной лопаты. Мадам Сави и ее муж обнаружили на прибрежных скалах какие-то странные знаки, нанесенные явно рукой человека, – изображения собак, змей, черепах, лошадей и людей. Подобные знаки, как оказалось, были найдены и на скалах в некоторых других местах на Маэ. Мадам Сави не сомневалась, что они были оставлены в свое время пиратами, и считала, что они содержат указание на место, где спрятаны сокровища. Однако лопаты увлеченной кладоискательством четы раскопали не золото, а два гроба и останки человека, зарытого прямо в песок безо всяких церемоний. Супруги решили, что это были пираты, которые присутствовали при захоронении сокровищ и которых убрали как нежелательных свидетелей.
Документы, хранившиеся у Сави, включали криптограмму, карты, письма (одно на немецком, второе – на ломаном французском) и другие бумаги, на одной из которых были изображены четыре таинственных знака. Все говорило о том, что эти знаки как-то соотносятся с загадочными изображениями на скалах. «С самого начала изучение документов убедило меня, что схема, указывающая путь к сокровищам, была основана на сюжетах древнегреческой мифологии и расположении звезд», – утверждал отставной английский офицер.
Круз-Уилкинс, тщательно исследовав документы, решил вложить в поиски сокровищ имевшиеся у него 200 фунтов. А первые же предпринятые им расследования убедили его: искать надо на берегу Бель-Омбр, а сокровища принадлежат не кому иному, как Левассеру.
В1949 г. Круз-Уилкинс отправляется в Найроби и создает там синдикат по поиску клада французского пирата. Таинственные знаки из документов, которые дали ему супруги Сави, указывали на конкретное место. Там нанятые рабочие и начали раскопки. Через восемь часов работы они откопали грубо вырубленные в скале ступени лестницы, о которой, кстати, упоминалось в одном из документов. Она вела, по всей видимости, из подземной пещеры к нагромождению скал, господствующих на подходе к песчаному берегу Бель-Омбр. На стенах лестницы, тоже грубо, были высечены какие-то изображения, но вход в пещеру оказался завален. Либо громада скал просто осела за прошедшие века, либо Левассер специально подстроил это, чтобы затруднить доступ к сокровищам. Но новые загадки только подогрели энтузиазм и уверенность Круз-Уилкинса. В последующие двадцать лет он вложил в поиски 10 тысяч фунтов стерлингов собственных сбережений и 24 тысячи, собранные членами синдиката в Восточной Африке. К 1972 г. стоимость работ по поиску сокровищ составила 35–40 тысяч фунтов.
Круз-Уилкинсу пришлось переместить 700 тонн скального грунта с гранитного уступа, чтобы обнаружить важные, как он считал, для его дальнейших поисков, высеченные на скалах изображения. Берег у Бель-Омбр был изрыт траншеями и туннелями ниже уровня моря, а вокруг них были возведены бетонные стены, чтобы защитить от волн оборудование для откачки воды. Круз-Уилкинс был твердо уверен, что нашел пещеру, в которой и были спрятаны сокровища. Но, чтобы добраться до нее, была проделана огромная и опасная инженерная работа. Прежде всего пришлось соорудить большую дамбу, чтобы место раскопок не заливало море. Левассер – если это действительно было делом его рук – надежно защитил свой клад: сокровища охраняла большущая скала и вода одновременно – они были спрятаны ниже уровня моря. К пещере можно было подобраться только с севера – со всех других сторон это было крайне опасно. Коварный и хитроумный пират расставил множество ловушек. Когда Круз-Уилкинс подбирался к трем камням, изображавшим, по его предположению, золотые яблоки Гесперид, огромная скала начала сползать вниз и едва не раздавила его.
Круз-Уилкинс обнаружил какие-то изображения на стенах (которые якобы упоминались в документах), лезвие шпаги (саблю Персея), палки, торчащие вертикально из пола пещеры (копья, растущие из зубов дракона, которые зарыл в землю Язон), а рядом с подземным ручьем – монету времен Левассера (плата Харону за то, что тот переправлял мертвых через Стикс). Находки, отнесенные к разряду заурядных, включали в себя кремневый пистолет, резные статуэтки, кувшин для вина XVII в. На берегу кладоискатели обнаружили пушку, часть спускового устройства мушкета и монету времен Карла I.
И хотя сотрудники Британского музея заявили Круз-Уилкинсу, что оригиналы документов, которыми он пользовался, действительно относятся к началу XVIII в., а сам он нисколько не сомневался, что сокровища лежат в трех сундуках размером 3 на 7 футов, на этом все его находки и закончились, а сам он обрел славу «самого знаменитого неудачливого кладоискателя нашего времени». Круз-Уилкинс считал, что он на верном пути, и если бы еще совсем немного денег… Но желающих вкладывать средства в его предприятие больше не нашлось.
Наверняка известно, что в руки Левассеру попадало немало богатой добычи, и он явно хотел ее спрятать, зная, что за ним охотятся военные корабли. Южноафриканский писатель Т. Балпин считает, что «награбленное Левассером было одной из самых больших добыч в истории пиратства».
По материалам Н. Кривцова
<< Назад Вперёд>>
Просмотров: 1480
