Если мы когда-нибудь примем все вышеизложенные принципы, естественным следствием станет отмена поощрений и наказаний. Человеку, дисциплинированному посредством свободы, захочется получить единственную в своем роде награду, которая никогда не унизит и не разочарует его, а именно зарождение человеческой силы и свободы внутри самой личности, из которой проистекает всяческая активность.

   На своем опыте я часто убеждалась в правоте этой мысли. В первые месяцы пребывания в доме ребенка учителя еще плохо применяли на практике педагогические принципы свободы и дисциплины. Кто-то из них даже занялся исправлением моих идей во время моего отсутствия, используя привычные им методы. Когда я однажды неожиданно приехала, то обнаружила, что у одного из наиболее смышленых детей на шее висел большой серебряный греческий крестик на изящном белом шнурке, в то время как другой ребенок сидел в креслице посередине комнаты.

   Первый получил награду, а второй был наказан. К счастью, в моем присутствии воспитатель не стал ничего предпринимать, а я, в свою очередь, стараясь не шуметь, встала там, откуда можно было спокойно понаблюдать за происходящим.

   Мальчик с крестиком на шее ходил по комнате, перенося часть вещей, с которыми он работал, со своего стола на стол воспитателя, а оставшуюся часть расставлял по местам. Он был занят делом и поэтому счастлив. Когда он в очередной раз проходил мимо креслица, где сидел наказанный мальчик, крестик соскользнул и упал на пол. Второй ребенок поднял его и стал внимательно рассматривать, а затем сказал товарищу: «Смотри, что ты потерял!» Первый повернулся, с безразличием посмотрел на вещицу, словно всем своим видом показывая, чтобы ему не мешали, и затем сказал в ответ: «Мне все равно». – «Правда?» – спросил наказанный малыш. «Да, можешь надеть его», – последовал равнодушный ответ. «Тогда я возьму его себе». – «Да, бери», – сказал первый таким тоном, в котором явно слышалось «оставь меня в покое».

   Мальчик аккуратно завязал ленточку так, чтобы крестик лежал поверх розового фартучка и он мог бы любоваться его блеском и совершенной формой, после чего он поудобнее устроился в креслице и с явным удовлетворением положил руки на подлокотники. Мы не стали вмешиваться в происходящее, и правильно сделали. Побрякушка радовала только наказанного ребенка, но не занятого делом, удовлетворенного и счастливого от своей работы малыша.

   Однажды я привела с собой в другой дом ребенка одну знакомую даму, которую дети приводили в состояние умиления. Открыв коробку, привезенную ею в качестве подарка, она показала детям несколько блестящих медальонов, каждый из которых висел на ярко-красной ленте, и сказала: «Учительница отдаст их самым умным и примерным детям».

   Так как я не была обязана инструктировать эту посетительницу по поводу наших методов, я промолчала, а учительница взяла коробку. В этот момент самый умный 4-летний мальчик, тихо сидевший за маленьким столиком, наморщил лобик в знак протеста и выкрикнул: «Только не мальчикам, только не мальчикам!»

   Какой сюрприз! Этот малыш уже знал, что он находится среди лучших и сильнейших учеников, хотя никто и никогда не говорил ему об этом, и ему не хотелось быть оскорбленным этой наградой. Не зная, как защитить свое достоинство, он апеллировал к своей принадлежности к мужскому полу!

   Что касается наказаний, мы много раз имели дело с детьми, которые доставляли хлопоты другим, несмотря на все наши замечания. Такие дети проходили осмотр у врача. Если ребенок оказывался вполне нормальным, мы отводили ему один из столиков в углу комнаты, усаживали в удобное кресло таким образом, чтобы он мог видеть, как работают его товарищи, и давали ему все интересующие его предметы и игрушки. Подобная изоляция почти во всех случаях успокаивала ребенка – со своего места он видел всех собравшихся, и наглядный пример работающих детей был куда более действенным, чем любые слова, сказанные учителем. Ребенок постепенно убеждался в том, что быть членом трудового коллектива выгодно, и у него возникало желание присоединиться к остальным. И здесь мы снова вернулись к вопросу дисциплины тех детей, которые поначалу бунтовали против нее. Отношение к изолированному ребенку у нас всегда сродни отношению к больному. И я сама, войдя в комнату, первым делом подходила к нему и начинала ласкать его, словно младенца. Затем я обращала внимание на других детей, интересовалась их работой, обращаясь с ними как со взрослыми. Я не знаю, что происходило в душе тех детей, которых, как мы считали, нужно было дисциплинировать, но перемены всегда были налицо. Они с гордостью учились работать и вести себя как следует и всегда проявляли нежную привязанность к учителям и ко мне.